вторник, 7 апреля 2009 г.

Вечный жид

Агасфер

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Гюстав Доре, Вечный Жид

Агасфе́р (латинское, а отсюда общеевропейское — лат. Ahasverus) — Вечный жид — одно из наиболее распространённых имён легендарного персонажа в церковном Предании и европейских сказаниях нового времени.

Содержание

Сюжет

Данный сюжет, послуживший материалом для многих литературных, поэтических и живописных произведений, как он рисуется в её окончательном виде, следующий: иудей-ремесленник, мимо дома которого вели на распятие Иисуса Христа, несшего свой Крест, отказал Иисусу и оттолкнул, когда тот попросил позволения прислониться к стене его дома, чтобы отдохнуть, и за это был по своим же словам осуждён на скитание по земле до Второго пришествия и вечное презрение со стороны людей.

Диалог Агасфера и Христа, обычно входящий, с разными вариациями, во все версии: «Иди, что ты медлишь?». — «Я пойду, но и ты пойдёшь и будешь меня ждать»; либо «Иди, на обратном пути отдохнёшь» (подтекст: ты Сын Божий, так воскресни после распятия и отдохни на обратном пути) — «Ну так жди моего возвращения». Оставляя в стороне философский смысл сюжета, некоторые авторы[источник?] отмечают его дохристианское происхождение.

Сущность легенды, если отвлечься от частностей, — воздаяние Божества человеку, выражающееся в вечном скитании или вечных муках человека, согрешившего против божества. Мотив этот отражает мировоззрение патриархально-родового строя, когда богам приписывались те же обычаи мести, что царили среди человеческого общества.

Мауриций Готтлиб, Агасфер, 1876

Близкими к Агасферу в этом отношении являются и легенда о Прометее, вечно терзаемом хищной птицей, и легенда о Каине, осуждённом, как и Агасфер, на вечное скитание по земле, и наконец легенды о Тангейзере и Летучем голландце. Как и эти последние, легенда об Агасфере возникла по-видимому при столкновении христианства с языческими верованиями; при вытеснении христианством остатков этих верований и получилось «приспособление» языческой или иудейской легенды к христианству. При этом мотив мести вполне отчётливо сохранился и в новой редакции.

Большое число вариантов легенды в византийских сказаниях (а отсюда — в древнерусских) показывает огромное её распространение в фольклоре. Тут и кузнец, ковавший гвозди для Христа и обречённый вечно ковать их, и Иуда Искариот, осуждённый на вечное скитание; многие из преданий о загробных муках относятся к тому же типу.

В Европе первые дошедшие до нас варианты изложенной в начале статьи легенды относятся к довольно позднему времени — к XIII веку. Судя по тому, что подобные легенды отчасти включены в путешествия к святым местам, можно было бы думать, что они заимствованы из византийских и восточных источников, но можно допустить, что они возникли и самостоятельно, так как месть являлась общераспространённым обычаем.

Итальянская версия, где герой называется Buttadeo или Bottadio («ударивший бога»), не носит на себе заметных следов заимствований с Востока; в итальянском фольклоре герой — личность, которая уже утратила следы своего преступления; это просто добрый волшебник, дающий добрые советы и выручающий из беды.

Иной представляется версия, исходящая из среды монахов-начетчиков, хранителей легенд и апокрифов. В первом варианте, более раннем (впервые в Цветах истории, 1228, у англичанина Роджера из Вендовера, ум.1236), герой — привратник Пилата, откуда его имя — Картафилос (что значит «привратник»); это — не вечный скиталец, а лишь вечно живущий; он крещён и ведёт святую жизнь. Ударение в данном случае на том, что этот человек — живой свидетель дел Иисуса. Позднее эту историю включил в свою сводную «Большую хронику» монах того же аббатства в Сент-Олбансе Матвей Парижский. Имя героя впоследствии истолковывалось схоластиками как καρτα φιλος, что значит «очень любимый»; этот эпитет прилагается в Евангелии от Иоанна к тому ученику, который возлежал у груди Иисуса во время тайной вечери и к которому обращены слова Иисуса: «Если я хочу, чтобы он остался, пока я не приду — что тебе до того?»… (Ев. Иоан., XXI, 22). Но такое толкование евангельского стиха — толкование софистическое, хотя бы потому, что следующий же стих опровергает его. Никаких намёков на легенду об Агасфере в Евангелии нет. Напротив, ясно, что легенда в специфически-христианских версиях гораздо более позднего происхождения, чем Евангелие.

Во втором варианте, где имя героя Buttadeus, или Малх (имя раба Кайафы — Иоан., XVIII, 10), или Ян Родуин (чисто национальное имя) и так далее, герой осуждён блуждать в каменном подземелье; это по-видимому притча, иллюстрирующая проповеди монахов, а в дальнейшем второй вариант приобретает характер описания чудес в авантюрном романе (уже в XVI—XVII века). Таким образом в легенде нашли отражение: 1) народные сказания и 2) новое религиозное учение, которое в эпоху возникновения легенды исходило уже из среды проповедников и монахов, социально (отчасти и национально) чуждой народу; развитие легенды в дальнейшем идёт также по двум руслам — фольклорному (крестьянская среда) и книжному (среда монашества).

Именно в народной среде герой стал евреем, караемым Христом за весь свой народ и часто символизирующим его. Еврейство, рассеянное по Европе, скитающееся и преследуемое, могло легко дать материал для такого образа. Однако окончательная, изложенная в начале версия легенды дошла до нас лишь в образцах XVI—XVII веков, и столь распространённое название «Вечный жид» (лат. «judeus immortalis» — «бессмертный еврей», итал. «l’ebreo errante», фр. «le juif errant», англ. «the wandering jew» — «странствующий жид», нем. «der ewige Jude», чешское и польское «wieczny Żyd» — «вечный жид») средним векам неизвестно.

Немецкая книжка об Агасфере — самый ранний вариант последней версии — относится к 1602 и описывает встречу епископа Эйцена с Агасфером в 1564. Всевозможные описания скитаний Агасфера по разным местам Европы на всех языках исходят частью от немецкой книжки, частью от средневекового Буттадея или Картафила, а сама немецкая книжка опирается на французскую обработку хроники Матвея Парижского. Как доказал Гастон Парис в 1880, эта окончательная версия — плод протестантского миссионерства. Орфография имени — Ahasverus, более точно воспроизводящая библейское «Ахашвейрош» (соответствует Артаксерксу в книге Есфирь), исходит исключительно от протестантов, культивировавших еврейский язык. Католические переводы Библии дают «Assuerus». Протестантские теологи, начиная с самого Лютера, лелеяли мечту об обращении в новую, «подлинно христианскую» религию народа, доселе упорно сопротивлявшегося всем миссионерам. В качестве агитационного приёма служила Лютеру и гуманистическая проповедь (см. «гуманизм» и «возрождение») о равноправии евреев и свободе совести; как агитационный приём использована была и эта легенда в новом преломлении. Протестантское учение о предопределении вполне гармонировало с легендой о гонимом и преследуемом за своё «преступление» народе-скитальце.

Фольклорные версии легенды и отголоски их в исторических, историко-культурных и богословских трудах XVII—XVIII веков чрезвычайно многочисленны. Политический и экономический кризис в Германии и Франции в первую половину XVII века способствовал росту суеверий и мистических настроений и был благодарной почвой для развития подобных преданий.

Литература

В художественную же литературу Агасфер вошёл во второй половине XVIII века, в эпоху поэзии мировой скорби. Эта поэзия не могла пройти мимо старых героев, отражающих в себе в скрытом виде жажду жизни и жажду смерти, титанические порывы, стремление к всеобщей катастрофе.

Первый образец литературного воплощения Агасфера — «лирическая рапсодия» Шубарта «Der ewige Jude» (1783), где Агасфер — воплощение желания смерти, неудовлетворённого и бесконечно мучительного; поэма кончается переменой судьбы Агасфера в «христианском духе»: Агасфер добивается покоя и смерти.

Гёте, начав своего «Der ewige Jude» в эпоху «Sturm und Drang» (1792), бросил его неоконченным, поняв противоречие дохристианского остова легенды с его христианской интерпретацией. В сохранившемся фрагменте имеется налицо сатирический элемент.

Эпигон романтизма, француз Гренье, и В. А. Жуковский в неоконченной поэме «Странствующий жид» (1852) следуют схеме Шубарта; Жуковский варьировал композиционное построение, ведя рассказ от первого лица. Поэма Жуковского писана под влиянием фрагмента Шелли, чем объясняется заглавие «Странствующий (англ. wandering) жид».

Вечный Жид, французская лубочная картинка, 1896

Сентиментальным духом проникнуто стихотворение Ламартина. Чисто философскую, свободную от пессимизма трактовку сюжета даёт Эдгар Кине, известный историк-философ. В его мистерии «Ahasverus» (1833) окончательно исчезает национальный мотив и мотив жажды смерти; Агасфер — символ творческой активности человечества; бессмертие Агасфера интерпретируется как победа над смертью, и Агасфер, примирённый с богом, становится творцом нового, преображённого мира. В этом произведении Кинэ отразились увлечения французской буржуазной интеллигенции 1820-х и 30-х гг. так называемой «религией прогресса».

Поэма Г. Х. Андерсена «Агасфер» — неудачная попытка романтика дать воплощение «мировой скорби», чуждой творчеству Андерсена.

Дюма посвятил герою роман «Исаак Лакедем» (1853). Остаётся упомянуть о песне Беранже «Le Juif errant», где Агасфер — образ страждущего человечества, и о двух новых претворениях философского мотива Агасфера и «мировой скорби» в образе Вечного жида в конце XIX века. Это поэма Р. Гамерлинга «Ahasverus in Roma» (1868), в которой противопоставлены жажда смерти Агасфера и жажда жизни и наслаждения императора Нерона, сжигающего Рим во имя наслаждения, по совету Агасфера — жажда смерти Агасфера торжествует в конце: Нерон гибнет, пресыщенный.

Тот же пессимизм проявляется и у итальянца А. Графа, поэта пессимизма, пришедшего к мистике и оккультизму. Его драма «Фауст и Агасфер» (сборник «Poemetti Drammatici», 1891) основана на той же антитезе и проникнута тем же настроением, что и поэма Гамерлинга.

Иное оформление легенды об Агасфере — в плане авантюрном и фантастическом, на обычной для этого сюжета мистической основе — представляет собой баллада Ленау «Der ewige Jude» (1839), где Агасфер — галлюцинация охотника, увидевшего медаль с изображением Вечного жида, сделанную из пули, расплющившейся о тело Агасфера. Это яркий пример романтической композиции, в противоположность ещё классическим приёмам Шубарта и Гёте.

Наконец роман Сю «Le Juif errant» (1845) соединяет авантюрную, полубульварную фантастику с сатирой на иезуитов и с протестом против угнетения пролетариата.

Странствия Агасфера по мировой литературе подытожил в конце XIX в. Рудольф Касснер в своей диссертации об образе Вечного Жида в поэзии различных народов (1897).

В ХХ столетии образ Агасфера развили, среди других, Киплинг в новелле «Вечный Жид», Аполлинер в новелле «Пражский прохожий», Борхес в новелле «Бессмертный», Пер Лагерквист в романе «Смерть Агасфера», Габриэль Гарсиа Маркес в романе «Сто лет одиночества», Стефан Гейм в романе «Агасфер», Жан д'Ормессон в книге «История Вечного Жида» (1991).

Этот образ продолжает сохранять свою привлекательность и для массовой литературы, например, Агасфер действует как частный сыщик в детективно-оккультных рассказах Эдварда Хоха.

В русской литературе XX века необходимо отметить интересную «рапсодию» В. Г. Тана-Богораза «Агасфер», заостряющую национальный мотив, а также оригинальную трактовку братьев Стругацких в романе «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» (1988). В романе Ильфа и Петрова «Золотой телёнок» Остап Бендер в ответ на новую версию иностранного журналиста мифа об Адаме и Еве в антураже советского общества изложил остроумную легенду-повесть о Вечном Жиде, захотевшем посмотреть на просторы Днепра, но пойманном петлюровцами и зарубленном ими.

Фильмотека

Библиография

Автор: на

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Подписаться на: Комментарии к сообщению (Atom)